Глава из книги замечательного биолога и педагога Николая Федоровича Золотницкого (1851-1920), «Цветы в легендах и преданих». Первое издание этой книги было в 1913 году (После этого книга неоднократно переиздавалась).
Белая, чудная лилия, этот символ невинности и чистоты, имеет в мифологии свою интересную легенду. Греки приписывали ей божественное происхождение; по их словам, она выросла из молока матери богов — Геры.
Рассказывают, что царица Фив, красавица Алкмена, мать Геракла, боясь мести ревнивой Геры, чтобы укрыть рожденного ею от Зевса Геракла, положила его под густой кустарник. Но Афина, знавшая божественное происхождение малютки, нарочно повела Геру к этому месту и показала ей бедного, покинутого своей матерью ребенка. Здоровый, прелестный мальчуган очень понравился Гере, и, как защитница и покровительница всех новорожденных, она согласилась дать томившемуся от жажды малютке пососать своего молока. Но мальчик, почувствовав инстинктивно в ней своего врага, так сильно укусил ее, что она, вскрикнув от боли, грубо оттолкнула его. Молоко брызнуло и, разлившись по небу, образовало Млечный Путь, а несколько капель его, упав на землю, превратились в лилии. По этой-то причине цветы эти у греков и носили также название роз Геры.
Другой вариант легенды гласит, будто бы Зевс, желая сделать Геракла бессмертным, приказал Сну приготовить для Геры снотворный напиток, и когда, напившись его, богиня погрузилась в глубокий сон, то он послал быстроногого Гермеса подложить ей под грудь своего маленького любимца. Здоровый, проголодавшийся мальчуган принялся сосать с жадностью, и из нескольких пролитых им на землю капель молока выросли те прелестные белые цветы, которые получили название лилий.
Но гораздо ранее греков лилия была известна древним персам, столица которых даже называлась Сузы, то есть город лилий. По этой же причине и в гербе города как символ непорочной красоты изображались лилии.
Известно, что и у древних иудеев этот цветок пользовался большой любовью и славой непорочности. По еврейским сказаниям, он рос в раю как раз во время искушения Евы дьяволом и мог оскверниться им; тем не менее он остался таким же чистым, как и был, и ничья грязная рука не осмелилась его коснуться. Евреи украшали им не только священные алтари, но нередко и чело своих венценосцев, например, царя Соломона. А архитектор, строивший храм Соломона, придал изящную форму лилии чудным капителям громадных колонн этого храма и украсил изображениями лилии его стены и потолок, разделяя с евреями мнение, что цветок своей красой будет способствовать созданию более глубокого молитвенного настроения у верующих. По этой же причине, вероятно, Моисей приказал изображением лилии украшать семисвечник и придавать форму лилии купели, где умывался первосвященник.
Существует также предание, что под лилией остановилась колыбель Моисея, но, конечно, не под белой, а под желтой, которая обыкновенно растет среди тростников и камышей.
Лилия встречается и у египтян: ее изображение то и дело попадается в иероглифах и обозначает то кратковременность жизни, то свободу и надежду. Кроме того, белыми лилиями, по-видимому, украшались тела умерших молодых египетских девушек; по крайней мере подобная лилия была найдена на груди мумии молодой египтянки, хранящейся теперь в Луврском музее в Париже. Из этого же цветка египтяне готовили знаменитое в древности благовонное масло — сузинон, о котором подробно говорится у Гиппократа в его трактате «О природе женщины».
Немалую роль играла лилия и у римлян, особенно в их празднествах, посвященных богине весны — Флоре.
Празднества происходили ежегодно в последних числах апреля и представляли собой игрища, где женщины под звуки труб и литавр состязались в борьбе и беге. Победительницы получали в награду венки из цветов и засыпались целым дождем цветов. При поднесении венков появлялась статуя самой богини, украшенная цветами и гирляндами и покрытая розовым покрывалом. Во время игр в виде лакомства для римской черни разбрасывали горстями горох и бобы. Празднества были основаны возлюбленной римского полководца Помпея Аккой Лауренцией, которую за ее необычайную красоту другой ее поклонник, Цецилий Метелл, причислил даже к сонму богинь, поставив ее изображение в храм Кастора и Поллукса.
Кроме статуи богини, цветами на этих празднествах убирались ложи, амфитеатр, арена и места для публики. На все это требовалась такая масса цветов, что их даже искусственно выгоняли к этому времени в парниках и теплицах.
Среди цветов главную роль играла роза, но белая лилия служила признаком истинного вкуса. Это был цветок роскоши, цветок изящества, цветок, которым постоянно старались блеснуть богатые патриции и патрицианки, убирая им как себя, так и свои ложи и даже колесницы. Белая лилия считалась у римлян символом надежды, и ее изображение помещалось даже на римских монетах, где сопровождалось словами: spes populi, spes augusta, spes populi romani.
Невесту и жениха греки и римляне увенчивали венками из лилий и пшеничных колосьев в знак пожелания чистой и полной изобилия жизни.
Лилия встречалась также в древнегерманской мифологии, и бог грома Тор всегда изображался держащим молнию в правой руке, а скипетр, увенчанный лилией, — в левой. Ею же древние обитатели Померании украшались во время празднеств в честь богини весны, а благоухающий ее венчик служил в германском сказочном мире волшебным жезлом для Оберона и жилищем маленьких сказочных созданий — эльфов.
По словам этих сказаний, каждая лилия имеет своего эльфа, который вместе с нею родится и вместе с нею умирает. Венчики цветов служат этим крошечным созданиям колокольчиками, и, качая их, они созывают на молитву своих благочестивых собратий. Эти молитвенные собрания происходят в поздний вечерний час, когда в садах все стихло и погрузилось в глубокий сон. Тогда один из эльфов бежит к гибкому стеблю лилии и начинает его качать. Колокольчики лилий звонят и будят своим серебристым звоном сладко спящих эльфов. Крошечные существа просыпаются, вылезают из своих мягких постелек и молча, с важностью отправляются в венчики лилий, которые служат им в то же время молельнями. Здесь они преклоняют свои колена, складывают набожно ручки и в горячей молитве благодарят Создателя за ниспосланные им блага. Помолившись, они также молча спешат назад в свои цветочные люлечки и вскоре опять засыпают в них глубоким, беспечным сном…
Но нигде лилия не имела такого исторического значения, как во Франции, где с ней связаны имена основателя французской монархии Хлодвига, королей Людовика VII, Филиппа III, Франциска и целая легенда о появлении ее на знамени французских королей. О появлении знаменитых трех золотых лилий старинные предания сообщают следующее.
Хлодвиг, будучи еще язычником, видя во время сражения при Толбиаке, что алеманны, с которыми он вел войну, берут верх над его воинами, воскликнул: «Христианский Бог, Бог, которому поклоняется моя жена Клотильда (дочь короля Хильперика, христианка), помоги мне одержать победу, я верую в Тебя!» Тогда внезапно явился ему ангел Божий с ветвью лилии и сказал, чтобы отныне он сделал этот цветок своим оружием и завещал его своим потомкам. В ту же минуту солдат Хлодвига охватило необычайное мужество, с обновленными силами они устремились на врага и обратили его в бегство. В благодарность за это Хлодвиг в 496 году отправился в Реймс и со всеми своими сородичами-франками, их женами и детьми принял святое крещение. С этих пор лилия становится во Франции эмблемой королевской власти под сенью церкви.
Но лилия, полученная от ангела Хлодвигом, была, по мнению многих богословов, не белая, а огненно-красная. Это был, по их мнению, тот самый цветок, который рос в восточной Фландрии на берегах реки Ли, впадающей в Шельду, в местах, где произошла другая битва Хлодвига, после которой победоносные его воины, нарвав лилий, возвратились на родину с венками этих цветов на голове. От названия этой реки, вероятно, произошло и французское название цветка — Ли.
О красной этой лилии сложилось даже особое предание. Рассказывают, будто она превратилась в красную из чисто-белой в ночь перед крестным страданием Спасителя.
Когда Спаситель, говорит легенда, томимый тяжелой тоской, проходил в ту ночь по Гефсиманскому саду, то все цветы склоняли перед Ним свои головки в знак сострадания и печали. Но лилия, блестя в темноте своей несравненной белизной, сказала себе с гордостью от сознания своей красоты: «Я настолько красивее всех моих собратьев, что буду стоять прямо на своем стебле и пристально смотреть, когда Он пройдет мимо меня, чтобы Он мог хорошенько насладиться моей красотой и моим запахом».
И Спаситель действительно остановился на минуту, возможно даже, чтобы полюбоваться ею, но когда страдальческий Его взор при лунном свете упал на нее, то лилия, сравнив свою гордость с Его смирением и видя, как все остальные цветы преклонили в горе перед Ним свои головки, вдругпочувствовала такое угрызение совести, что румянец стыда разлился по всем ее лепесткам… Румянец так и остался на ней навсегда.
Вот почему, заключает легенда, красные лилии никогда не стоят с поднятыми кверху головками и к ночи всегда смыкают свои лепестки.
Однако мнение, что лилия Хлодвига была красная, в дальнейшем не подтверждается, так как королевские французские лилии, ставшие эмблемой королей, всегда были белые.
Обращение Хлодвига в христианство произошло, как мы видели, еще в V веке, и с этих пор на протяжении многих столетий о лилии во французских хрониках больше ничего не говорится. Единственным воспоминанием о ней за это время является лишь увенчанный этим цветком скипетр первых французских королей, хранящийся в Сен-Жермен-де-Пре, старейшей из церквей Парижа, построенной еще в XII столетии.
В XII столетии избирает лилию своей эмблемой и Людовик VII, когда, отправляясь во второй крестовый поход во главе отдельного отряда, он, по обычаю того времени, должен был избрать себе девиз для знамени.
Людовик VII избирает ее, с одной стороны, потому что ее название, произносившееся тогда «Леи», имеет некоторое сходство с его именем — Луи, а с другой — потому что хотел отблагодарить ее за помощь, оказанную королю Хлодвигу в борьбе с врагами христианства; он ведь тоже идет на борьбу с неверными. Кроме того, эти лилии должны были напоминать его воинам геройский подвиг Хлодвига, который изгнал из их отечества римлян и был основателем французской монархии.
Таким образом, здесь в первый раз появляется то белое знамя с тремя золотыми лилиями, которое становится впоследствии эмблемой королевской власти и преданности папскому престолу.
Лилия встречается также в гербе Людовика IX Святого, но только вместе с маргариткой, которую он присоединил в память о его любимой жене Маргарите. Три лилии красовались также и на его знаменах во время предпринятых им крестовых походов; они обозначали: сострадание, правосудие и милосердие — три добродетели, которыми отличалось все царствование этого короля.
Форму лилии придавали так же, как мы уже говорили, концу скипетра, и сама Франция называлась царством лилий, а французский король — королем лилий.
Про лилии говорили: «Ies lys ne filent pas» (Лилии не прядут), указывая тем, что на французском престоле не может быть женщины, а выражение: «etre assis sur des lys» означало «занимать высокую должность», так как цветами лилии были украшены не только все стены судилищ, но даже все сиденья стульев.
Наследовавший Людовику IX Филипп III Смелый был первым из французских королей, личная печать которого состояла просто из трех лилий, а при Карле VII, жившем в 1422—1461 годах, то есть почти 200 лет спустя после Филиппа III Смелого, печать эта становится уже государственным гербом. Этот же король, желая почтить память Жанны д’Арк, не находит ничего более высокого и благородного, как возвести ее родных в дворянское достоинство под фамилией du Lys (Лилиевых) и дать им герб, представляющий собой изображенный на синем поле меч с двумя лилиями по бокам и венком из лилий наверху.
При Людовике XII лилия становится главным украшением всех садов Франции и называется цветком Людовика, так как, по словам современников, ничто лучше чистого, безупречного цветка не могло передать чистоту души этого «отца народа».
Немалую роль играла лилия и в изображении орденских знаков. Людовик XVIII, возвратясь на престол после стодневного царствования Наполеона I, учредил орден Белой лилии, состоявший из серебряной лилии, подвешенной на белой шелковой ленте. Орден был роздан им в таком количестве, что сделался как бы эмблемой партии Бурбонов в противоположность приверженцам Наполеона, эмблемой которых служила фиалка.
Заметим, кстати, что в 1793 году республиканские власти всячески старались унизить эту эмблему королевской власти и даже приказали клеймить изображением лилии каторжников.
На военных же знаменах знак лилии был заменен орлом с распростертыми крыльями, а в 1830—1848 годах — галльским петухом.
В те времена знаменитый Тюильрийский сад в Париже был всегда полон чудными белыми лилиями, но в один прекрасный день они вдруг все исчезли. Говорят, что это произошло по приказанию короля Луи Филиппа, который велел их срезать. Насколько это верно-неизвестно, но с 1830 года лилии в этом саду более не цвели.
Другой орденский знак с изображением лилии был учрежден еще в 1048 году наваррским королем Дон Гарсиа IV. Далее папа Павел III учредил в 1546 году также орден Лилии, которым награждал преимущественно поборников церкви и папского престола, а папа Павел IV утвердил его и поставил выше всех других орденов. Изображение же лилии мы видим и на высшем итальянском ордене Аннунциаты, основанном в 1362 году герцогом савойским Амедеем VI.
Кроме того, лилия вообще считалась очень почетным знаком во французских гербах и встречалась также на монетах. Людовик XIV выпустил в оборот в 1655 году монеты, носившие даже названия золотых и серебряных лилий. Золотая лилия стоила 7 ливров (фунтов серебра) и содержала в себе 23 карата золота. На одной стороне ее находилось изображение короля или украшенного лилиями и увенчанного на концах коронами креста, а на другой — герб Франции с лилиями, поддерживаемыйдвумя ангелами.
Серебряные лилии были трех достоинств: в 20, 10 и 5 су. Они имели на лицевой стороне изображение короля с короной, а на оборотной — изображение креста из 8 переплетенных букв L, увенчанного короной и окруженного четырьмя лилиями. Монеты эти ходили очень недолго: серебряные были упразднены в следующем же году, а золотые продержались до 1679 года. Теперь они представляют, особенно серебряные, большую редкость и отсутствуют даже во многих самых больших нумизматических коллекциях.
Изображение лилии имели также еще и другие французские монеты — флорины, введенные впервые в употребление во Франции и получившие такое название от итальянского слова: florino (цветок), под которым часто подразумевались лилии, красовавшиеся на гербе Флоренции. Первые флорины появились во Франции в царствование Людовика IX. На одной их стороне было изображение короля или Иоанна Крестителя, а на другой — окруженный лилиями крест с надписью: Christus vincit, Chr. regnat, Chr. imperat (Христос побеждает, Христос царствует, Христос правит).
Лилия во Франции вообще пользовалась большой любовью. Цветок искони считался выражением высшей степени благоволения и уважения, и потому в аристократических семьях было в обычае, чтобы жених своей невесте посылал каждое утро, вплоть до самой свадьбы, букет из живых цветов, среди которых непременно должно было быть несколько белых лилий.
Такой же любовью пользуется лилия и у южных соседей Франции: испанцев и итальянцев. У этих народов и вообще во всех католических странах она считается преимущественно цветком Пресвятой Девы, вследствие чего изображение Божьей Матери здесь всегда окружено гирляндой из этих цветов. В венках из лилии девушки идут в первый раз к святому причастию; это должно напоминать им, что будто бы в таких же венках в первые времена христианства девушки принимали и святое крещение.
В Пиренеях сверх того с незапамятных времен существует обычай ежегодно 24 июня, в Иванов день, приносить в громадном количестве срезанные лилии в церковь и ставить их в больших изящных вазах для освящения. Здесь они остаются в течение всей обедни и окропляются святой водой, а затем из лилий делают букеты и, расположив их крест-накрест, прибивают над дверью каждого дома, который с этой минуты считается уже как бы под охраной Иоанна Крестителя. Тут букеты остаются до следующего Иванова дня.
Существует предание, что с лилией в руке явился в день св. Благовещения архангел Гавриил к Пресвятой Деве, и потому на всех наших иконах, представляющих это событие, он изображается всегда с ветвью этих цветов. С такой же ветвью — символом чистоты и непорочности — изображаются у католиков св. Иосиф, св. Иоанн, св. Франциск, св. Норберт, св. Гертруда и некоторые другие святые. Лилиями же убирается в подземных римских катакомбах и гробница св. Цецилии.
Германия тоже немало увлекалась лилией.
Мы уже выше говорили о роли этого цветка в древнегерманской мифологии; но, кроме того, о нем существует здесь еще много разных легенд и просто сказаний.
Лилия, надо сказать, разводилась в средние века в громадном количестве в монастырских садах и достигала там такой величины и красоты, что вызывала всеобщее удивление и оттого рождала среди невежественных людей немало сказаний, связанных с жизнью монахов.
В Корвейском монастыре, существовавшем в средние века на реке Везер, говорится в одном из таких сказаний, лилия была цветком смерти. Каждый раз, как кто-либо из братии находил на своем стуле в церкви белую лилию, так через три дня обязательно умирал.
И вот якобы однажды один из честолюбивых монахов задумал этим воспользоваться, чтобы избавиться от старого надоедливого настоятеля монастыря и занять его место. Тайно добыв ветку лилий, он положил ее на место престарелого приора, и старичок, испугавшись, не замедлил действительно отдать Богу душу. Желание честолюбца исполнилось, и он был избран настоятелем. Но, заняв таким образом соблазнявшее его место, с этих пор не находил себе покоя. Его мучили угрызения совести, всякие радости, спокойствие духа исчезли, он постепенно стал чахнуть и, сознавшись на предсмертной исповеди в содеянном им преступлении, умер…
Интересно также существующее в горах Гарца сказание «О цветущей ночью лилии».
Дело происходило близ городка Лауенбург. Прелестная крестьянская девушка Алиса отправилась с матерью в лес за хворостом, как вдруг по дороге они повстречались с властителем этой земли графом Лауенбургским, большим донжуаном и волокитой. Прельстившись красотою девушки, граф тотчас же приглашает ее прийти к себе в замок, обещает обогатить и сделать счастливейшей из смертных.
Зная его жестокость и упорство, мать для виду тоже уговаривает Алису согласиться на предложение графа, но как только он уезжает, она бежит с дочерью в соседний монастырь и умоляет настоятельницу укрыть их от преследований графа.
Вскоре, однако, граф узнает об их убежище, берет приступом со своими рыцарями монастырь и похищает несчастную. Крепко обхватив ее, он мчится с ней на коне в свой замок и в полночь въезжает к себе на двор. Но горный дух вступается за девушку, похищает у нее душу, и граф привозит к себе уже мертвую Алису.
Девушку снимают с коня, и в том месте, где ее ноги коснулись земли, вырастает чудная белая лилия, которую в народе с тех пор называют лауенбургской лилией.
В нормандских народных сказаниях существует не менее красивая легенда о лилии.
Один рыцарь, изверившись в любви женщин и не будучи в состоянии найти себе жену, стал по целым дням проводить время на кладбищах, как бы вопрошая смерть: не укажет ли она ему путь к счастью?
И вот, блуждая среди могил, он встретил в одно прекрасное утро женщину такой красоты, какой не мог даже себе и представить. Она сидела на одной из мраморных плит, одетая в роскошное платье с чудными блестящими драгоценными камнями на поясе. Ее волосы были золотисты, как пыльца лилии, которую она держала в руках.
Вокруг нее распространялось такое чудное благоухание, и она сама была так пленительна, что душа рыцаря исполнилась каким-то благоговением, и он, став на колени, поцеловал ее руку.
Красавица словно пробудилась от этого поцелуя и, улыбнувшись ему, сказала:
— Не хотите ли вы, рыцарь, взять меня с собой в замок? Вы ждали меня долго, и вот я явилась, так как наконец наступил час, когда я могу собой располагать. Я дам вам то счастье, которое вы так долго искали. Но прежде чем отправиться с вами, я должна получить от вас обещанйе, что никогда в моем присутствии вы не будете говорить о смерти и что даже слово «смерть» никогда в вашем доме не будет произнесено. Думайте обо мне, как об олицетворении жизни на земле, как о цветке юности, как о нежности и любви и постоянно думайте только так.
Восхищенный рыцарь посадил красавицу на своего коня, и они поскакали. Животное пустилось в рысь, как бы не чувствуя никакого прибавления веса, и когда они проезжали по полям, то дикие цветы наклоняли свои головки, деревья нежно шелестели листвой, и весь воздух наливался чудным запахом лилий, как от какой-то невидимой курильни благовоний.
И вот они поженились и были очень счастливы. И если иногда свойственная рыцарю меланхолия и овладевала им, то стоило только молодой жене вдеть в волосы или приколоть на грудь лилию, всю печаль его как рукой снимало.
Наступило Рождество. Молодые решили пригласить соседей и устроить пир на славу.
Столы были убраны цветами, дамы весело улыбались и блистали красотой, их платья усыпали драгоценные камни, а мужчины находились в самом веселом расположении духа, они смеялись и шутили.
В то время как все пировали, приглашенный певец-трубадур пел то о любви, то о турнире и рыцарских
подвигах, то о благородстве и чести. Потом, воодушевившись, перешел к еще более возвышенным темам и запел о небесах и о переселении в них душ после смерти.
И вдруг при этих словах красавица-жена побледнела и начала увядать, как цветок, сраженный морозом.
В отчаянии хватает ее муж в свои объятия, но с ужасом видит, как она вся съеживается и съеживается, и вот уже рыцарь держит в своих руках не женщину, а лилию, дивные лепестки которой так и сыплются на землю. Между тем в воздухе послышались тяжелые вздохи, напоминающие рыдания, и вся зала наполнилась тем же чудным запахом, какой он вдыхал при первой с нею встрече.
Отчаянно взмахнув рукой, рыцарь удаляется из залы и исчезает во мраке ночи, чтобы уже никогда более не появиться…
Перемены произошли и на дворе: стало холодно, мрачно и ангелы, как снегом, засыпали с неба землю лепестками лилий.
В Германии с лилией связано также немало сказаний о загробной жизни.
У немцев лилия, как и надгробная роза, служит свидетельством то преданности, то посмертной мести покойника. По народному поверью, ее никогда не сажают на могилу, а она сама вырастает здесь под влиянием какой-то невидимой силы и вырастает преимущественно на могилах самоубийц и людей, погибших насильственной и вообще страшной смертью. Если она вырастает на могиле убитого, то служит знаком грозящей мести, а если на могиле грешника, то говорит о прощении и искуплении грехов. Такое поверье легло в основу известной средневековой баллады «Der Mordknecht» («Слуга-убийца»).
В балладе рассказывается о том, как одна благородная дама по желанию своего возлюбленного уговорила преданного ей слугу убить своего мужа, напав на него врасплох среди поля. Слуга выполняет поручение, прекрасная дама хвалит его и щедро награждает. Но когда она проезжает на своем сером коне по полю, где совершено убийство, то вдруг растущие там белые лилии начинают грозно кивать ей головками. Страх и угрызение совести овладевают ею, ни днем ни ночью она не находит более покоя и идет в монастырь.
На лилиях же, выражающих искупление грехов, всегда появляются какие-нибудь написанные золотыми буквами слова. О таких словах, например, говорится в средневековых песнях о рыцарях-разбойниках Шютензаме и Линденшмите, пойманных и казненных нюрнбергцами, а также в песне о графе Фридрихе, убившем нечаянно выпавшим у него из ножен мечом свою невесту. Приведенный в отчаяние отец девушки убивает его, и песня кончается словами: «Прошло три дня, и на его могиле выросли три лилии, на которых было написано, что Господь принял его к себе, «в свои святые обители».
Наконец, лилия служит как бы приветом покойника оставшимся на земле дорогим для него существам, вследствие чего существует даже поверье, что этот цветок сажается на могиле духом покойника.
Скажем еще, что некоторые кавказские лилии могут под влиянием дождя желтеть и краснеть, и потому кавказские девушки пользуются ими для гадания.
Избрав бутон лилии, они раскрывают его после дождя, и если он окажется внутри желтым, то суженый их не верен, а если красный, то он по-прежнему любит.
Основанием этого поверья послужила очень интересная, возникшая еще в XI столетии легенда.
Однажды, говорит эта легенда, один джигит, возвратясь с набега, привел с собой юношу, сына погибшего во время схватки товарища, и усыновил его.
Юноша, поселясь в доме своего второго отца, познакомился с его дочерью, красавицей Тамарой, и влюбился в нее. Она отвечала ему тем же, и молодые люди решили повенчаться.
Но тут оказалось, что отец уже просватал дочь за другого.
Тогда юноша предлагает ей бежать с ним, но девушка, покорная воле отца, не соглашается на это и обещает только помолиться о Божьей помощи. Она уверена, что все обойдется благополучно, стоит только ей сходить к живущему в горах святому отшельнику и попросить его об этом.
И вот, собрав несколько слуг и родственников, Тамара отправляется к отшельнику в горы. Сопровождающие остаются снаружи, а она входит в его келью. В это время разражается страшная гроза. Дождь льет как из ведра, молния так и сверкает, гром гремит не переставая. Свите красавицы еле-еле удается укрыться в соседней пещере.
Гроза проходит, свита ждет час, другой, наступает вечер, а Тамары все нет.
Тогда родственники идут к монаху и спрашивают: что с Тамарой, отчего она не появляется? Отшельник отвечает им: «Господь услышал нашу молитву. Тамара более не томится душой, более не страдает. Смотрите сюда!» Сопровождающие, следуя знаку монаха, смотрят и видят в его саду лилию такой красоты, какой им никогда не приходилось видеть. Чудный ее запах доносится до них, как небесный фимиам.
Ими овладевает сомнение. Они не хотят верить в чудо: вытаскивают затворника из его кельи, обыскивают все жилище, весь сад и, придя в неописуемый гнев, нападают на него и убивают.
Не удовлетворившись такой местью, они сжигают все, что может гореть, разрушают дом, разбивают изображения святых, ломают старые деревья, уничтожают всю его библиотеку — словом, когда они приходят, наконец, к отцу Тамары, чтобы сообщить о ее таинственном исчезновении, то на том месте, где была келья, среди пожарища и разрушения стоит одна только лилия.
Узнав о гибели своей дорогой незабвенной дочери, отец умирает, но юноша спешит к цветку и, остановившись перед ним, спрашивает: «Правда ли, что это ты, Тамара?» И вдруг раздается тихий, как от дуновения ветерка, шепот: «Да, это я».
В отчаянии юноша наклоняется к ней, и крупные слезы падают на землю возле лилии. И он видит, как лепестки белой лилии начинают желтеть, словно от ревности, а когда капли слез падают на цветок, то лепестки окрашиваются в красный цвет, как от радости.
Он понимает, что это его дорогая Тамара, что ей приятны его слезы, что она жаждет ими упиться.
И он льет их, льет без конца, так что к ночи Господь, сжалившись над ним, превращает его в дождевую тучу, чтобы он мог как можно чаще освежать свою лилию-Тамару дождевыми каплями, как своей любовью.
