Известно, что как стройная система знаний о растениях ботаника оформилась в 18 веке. Однако, многие сведения о растительном мире были хорошо известны людям еще с первобытных времен, поскольку им для выживания необходимо было знать о пищевых, лекарственных и ядовитых свойствах растений. Системных знаний у древних не было, хотя растительный мир воспринимался ими, пожалуй, более чувственно, чем потом у людей с более «продвинутым» сознанием. Философы и психологи любят приписывать это мифу об Адаме и Еве, вкусивших запретный плод с древа познания, что послужило толчком к пробуждению в людях рационального разума, а связь с природой у них все более утрачивалась. А, может быть, это как у Достоевского в фантастической сказке «Сон смешного человека», которого поразило, что люди, в месте куда он попал во сне, зная столь много, не имеют науки. Но их знания питались иными проникновениями и иные были у них устремления. Они показывали ему деревья, животных, которых они любили и с которыми они могли странным образом общаться. Можно также предположить, что достаточно глубокому проникновению древних в растительный мир способствовал и языческий характер их верований.
Следуем далее: ученые античного мира описывали растения не только в связи с их лекарственной и хозяйственной ценностью, но и предпринимали попытки их систематизации. Так, Аристотель (384-322 до н.э.) написал «Учение о растениях». В этой работе он, между прочим, писал о том, что растения обладают низшей ступенью развития души по сравнению с животными и человеком (но, все-таки, обладают). В античном мире ученика и последователя Аристотеля Теофаста считали даже «отцом ботаники», поскольку он в своих трудах заложил некоторые теоретические вопросы ботаники.
Специалисты считают Средние века периодом общего упадка в естествознании, а, следовательно, и в ботанике, который продолжался до 16 века. В 16 веке появляются такие книги, как «История растений Новой Испании» с описанием более 3000 растений, существовавших на территории современной Мексики и «Общая история дел Новой Испании». Обе книги использовали сведения ацтеков об окружающем мире и не лишены оригинальности. В России в это время начинают переводить с греческого, латинского и европейских языков, переписывая, в первую очередь, сведения о лекарственных растениях.
Это была эпоха географических открытий, когда в Европу начали ввозиться заморские культуры: пищевые (маис, картофель, помидоры, подсолнечник, кофе, какао), пряности, табак, медицинские травы. Многие из них были обитателями теплых зон, поэтому возникла потребность в агротехнической культуре таких растений. Кто-то метко заметил, что европейцы активно колонизировали Америку и Азию, а заморские растения колонизировали Европу. Создаваемые вначале как «аптекарские сады» или как сады для культуры декоративных растений, ботанические сады Европы становятся главным очагом по внедрению новых культур и заморских колониальных растений. В различных садах начинают строить небольшие крытые застекленные помещения, для прикрытия растений на зиму от холодов (например, апельсиновых деревьев, откуда у французов и возникло название Оранжерея).
Большинство лекарственных растений собиралось все же в природных условиях, поэтому их нужно было уметь различать. На помощь приходят живописцы и специалисты по гравированию (Дюрер, Мюллер, Гесснер), чьи работы способствовали появлению «травников» не только с описанием, но и с изображением растений.
Прежде чем говорить о прорыве в ботанике как науке с приходом в нее Карла Линнея, приведем слова Тимирязева: «Полагаю, я буду не далек от истины, сказав, что при слове ботаник в воображении многих людей, даже вполне образованных, но стоящих в стороне от науки, возникает один из следующих двух образов: или скучный педант, обладающий запасом латинских названий, умеющий почти не глядя, всякую травинку назвать по имени и по отчеству и сказать какая употребляется от золотухи, какая от водобоязни. Вот один тип, наводящий тоску и уныние и не способный возбудить интерес к науке. Другой – образ страстного любителя цветов, какой-то мотылек, порхающий от цветка к цветку, услаждающий свои взоры их ярким колером, воспевающий гордую розу и скромную фиалку, одним словом тип изящного адепта amabilis scientia (приятной науки), как в былое время величали ботанику».
Надо же: мудрое время в ответ на эту ситуацию подарило миру Жан Жака Руссо, который своей увлеченностью ботаникой показал, что нет ничего плохого в восхищении миром растений. Когда-то он признавал: «Было время, когда я, не имея никаких понятий в ботанике, питал к ней презрение, и даже отвращение. Я смотрел на нее как на аптекарское занятие. Я смешивал ботанику, химию и алхимию в нечто одно, давая этому хаосу название медицины, а медицина служила для меня только источником шуток». Но уже в «Новой Элоизе» он пишет о том, что «наши мечты приобретают характер возвышенного величия соответственно окружающим предметам». И вот уже величественная природа Альпийских гор сначала покорила дух самого Руссо, затем «страстность, преданность идее, изящество слога, неумолимая логичность суждений, любовь к своему народу, к человеку и природе – притянули к творениям Руссо широкие массы». Он не раз говорил: «Пока я делаю гербарий, я не несчастен. Все впечатления различных местностей и предметов, которые я испытывал во время своих ботанических скитаний, все идеи, вызванные ими, — все это с прежней силой воскресает в душе при взгляде на растения, собранные в тех чудных ландшафтах». В 70-х годах 18 века появились знаменитые «Ботанические письма Ж.Ж.Руссо». В восьми письмах он пишет молодой матери (мадам Делессер) о методах преподавания ботаники своей дочери. Прежде всего, он одобряет ее план, «так как изучение природы во всяком возрасте предостерегает дух от тяготения к легкомысленным удовольствиям, ограждает от смятения страстей, и предоставляет для души здоровую пищу». И первый объект изучени – лилия. Руссо полагает, что изучив на ее примере признаки семейства лилейных, весной, когда в садах зацветут тюльпаны, гиацинты, ландыши и нарциссы, юная ученица не сможет не заметить сходства в строении их цветков с цветком лилии.
Написанные просто, изящно и убедительно, «Ботанические письма» стали широко известны в Европе. Стало признаком хорошего тона посещать всевозможные лекции по ботанике, собирать цветы, вооружившись лупой и пинцетом, раскладывать их в гербарии. Кстати, описывая, как девочке пользоваться лупой, Руссо замечает, что он уже рисует в своем воображении прекрасную картину, «как его прелестная кузина будет с лупой в руке разбирать цветы, неизмеримо менее цветущие, свежие и привлекательные, чем она сама». В общем, письма вызвали восторг у читателей. Их переписывали от руки, заучивали наизусть, цитировали в письмах друзьям и знакомым. «Ботанические письма» с большим интересом читаются до сих и даже входят в круг обязательного чтения во французских лицеях, несмотря на значительную продвинутость биологической науки за последние 250 лет. Известно, что эти письма читали известные писатели и философы, накпример, Пушкин, Мицкевич, Вальтер Скотт. Особенно их превозносил Гете. Сам известный ученый в области естествознания, автор научных трудов по ботанике и известного всему миру «Фауста», Гете восхищался ботаническими идеями Руссо: «Его метод овладения растительным царством, несомненно, ведет, к подразделению на семейства; и так как в то время я тоже пришел к размышлениям подобного рода, то тем более сильное впечатление произвело на меня его произведение».
И последнее: вряд ли так всколыхнулось бы европейское общество на почве ботаники, если бы этому не предшествовали научные труды Карла Линнея. А начался его творческий триумф незатейливо и просто. В 1729 году Линней обучался в университете Упсалы. Однажды он писал своему учителю, профессору Олафу Цельсию: «Я рожден не поэтом, а до некоторой степени ботаником, и по этой причине дарю Вам годичный плод небольшого урожая, который Бог ниспослал мне». В Упсальском университете была традиция — дарить преподавателям к Рождеству стихотворные приветствия. А Карл Линей отличился, он подарил Цельсию свою рукопись «Введение в половую жизнь растений». Это была рукопись будущей книги о половом размножении растений, о цветочных пестиках и тычинках. В ней был дан обзор всех мнений по этому вопросу, с глубокой древности до настоящего момента. Цельсий был в восторге. И не он один. Другой профессор, Рудбек, так проникся исследованием студента Линнея, что назначил его своим ассистентом и даже велел читать лекции, которые, кстати, собирали аудиторию большую, чем занятия самого Рудбека. Заметим, что научные труды Линнея были весьма значительны для естествознания. В своей стране он был обласкан многими почестями и благами. Так, на одной из шведских денежных купюр даже в наше время можно увидеть его портрет.
В основе системы Линнея лежит строение цветка. Растения квалифицировались по числу, величине и расположению тычинок и пестиков цветка, а также по признаку одно-, дву- или многодомности растения. На основе этого принципа он разделил все растения на 24 класса. В первые 23 класса попали все явнобрачные растения, т.е. с цветком, тычинками и пестиками, а в последний – тайнобрачные (бесцветковые).
Классификация растений Линнея не обошлась без курьезов. Так, по мнению многих ученых, она вызывала «неприличные мысли». Например, в России в лекциях на Врачебных женских курсах термин «тайнобрачные» (24-й класс в системе растений Линнея) отсутствовал. А петербургский академик, друг Линнея Иоганн Сигезбек писал: «Бог никогда не допустил бы в растительном царстве такого безнравственного факта, что несколько мужей (тычинок) имеют одну жену (пестик). Не следует преподносить учащейся молодежи подобной нецеломудренной системы». В то же время у некоторых страстных последователей системы Линнея встречались и совсем уж курьезные аналогии с жизнью человека и животных. Например, французский ботаник Вайана в своей лекции сообщал: «В стадии бутона цветочные покровы не только окружают половые органы, но столь тщательно их прикрывают, что в этой фазе их можно рассматривать как брачное ложе, ибо они открываются только после того, как закончится акт бракосочетания».
